Работа с травмой отвержения

Работа с травмой отвержения
Работа с травмой отвержения

Я довольно-таки части встречаю статьи психологов о собственной ценности, любви к себе, принятии и т.д., в которых говорится о поведенческих механизмах удовлетворения этих базовых потребностей клиентом. И может сложиться ощущение, что следуя этим рекомендациям, можно это все получить и достаточно начать делать для себя больше, думать о себе лучше, брать на себя ответственность и все изменится. А создается ощущение, что ходишь по кругу, и даже наоборот, еще хуже — ну что же за человек я такой — другим помогает – а мне нет, наверное со мной действительно что-то не так и я безнадежен. На самом деле, как можно не получив удовлетворения этих потребностей извне, от родителей, оставаясь голодному накормить себя самому? Вдруг. Поменяв убеждения.

Начав что-то делать по- другому. И причина здесь, я думаю, не в лени, и не в страхе что-либо менять и вторичных выгодах, а в том, что, на мой взгляд, эти потребности удовлетворить можно в терапевтических отношениях. В хорошо простроенных, долгосрочных, доверительных, в которых сформирован перенос. Как ни крути, а иногда, краткосрочная терапия не дает излечения глубоких травм развития, которые формируются в глубоком детстве, может быть даже довербальном периоде. Поэтому отсутствие внутренней ценности, любви к себе, принятия и т.д. — это следствия более глубоких травм, которые нужно лечить комплексно, понимая причину и видя систему, в которой они формировались и для чего были нужны эти защитные механизмы и для чего нужны сейчас, как они формируют нынешнюю форму существования уже в новых системах. Моё видение не претендует на полноту и уж тем более правоту, это попытка сформировать собственный взгляд на травму отвержения со всеми ее причинами и следствиями, это взгляд из клиентской и терапевтической позиции.

Портрет носителя нарциссической травмы (симптомы могут проявляться в зависимости от глубины травмы в той или иной степени):

-Человек, получивший травму отвержения, часто склонен к неудовлетворенности собой, проявляющейся в самоотвержении как сформировавшемся внутреннем механизме (внешнее отвержение перешло во внутреннее), отсутствию собственной ценности, а скорее никчемности.

— У него проблемы с границами (конфлюэнтность), вследствие чего, он плохо отделяет себя от других и ощущает свои потребности (отсутствие внутреннего ощущения себя), не может себя защитить. Часто у него возникает ощущение, что его самого у него нет (слияние с другими). Все это из-за поглощенности родителем, вследствие блокирования активных и агрессивных частей, отвечающих за сепарацию, у них присутствует сепарационный страх и стыд. Расщепляющий родитель не просто так создал эту полярность в ребенке, а для того, чтобы полнее и лучше себя ощущать, поэтому навряд ли он просто так отпустит…

-наверняка могут быть зависимые отношения. В целом, они не могут позволить себе жить (не родившись прежде всего, как автономная, зрелая личность), присваивая себе слабую часть и отщепляя (отдавая) сильную родителю (присваивая себе только слабую часть вообще выжить очень сложно). Что само по себе является чуть ли не единственной более-менее безопасной формой выживания с родителем, с которым формируется симбиоз, совместная целостность. Форма существования, при которой паттерн поддерживать другого за счет себя самого (своей ценности), проявляется затем в других отношениях (с партнером), в которых не возможна позиция на равных и проявляется в пассивности, невозможности быть собой (со своими интересами, потребностями) в присутствии другого, самоуничижении и т.д. Пытаясь сепарироваться в подростковом возрасте, у меня порою возникало ощущение, что могу просто «убить» маму (разрушив нашу систему), она уходила из дома угрожая суицидом. Расщепляющий родитель сам очень не стабилен и ему нужна система, чтобы выжить и он будет сохранять ее любой ценой.

-Поскольку его личность расщеплена, вследствие отвержения каких-то частей, и зачастую находится под угрозой распада, он находится в постоянных внутренних конфликтах. Он проецирует отвергаемые части и, как правило, это жизнь то в одной, то в другой полярности, как на качелях. Вследствие этого, его жизнь скорее можно назвать попыткой выживания (собирание себя по кускам) с периодами нахождения относительного баланса частей вследствие хоть какого-то принятия извне и изнутри. Партнер так же представляет собой зеркальную не достающую полярность.

— ощущая свою зависимость от родителя, его величие, свою ничтожность, он, конечно не может не злиться на него, но злость надежно заблокирована страхом отвержения, поэтому присутствует постоянная попытка конкурировать не тем так другим (образование, достижения и т.д.), но родитель тоже конкурирует, и как, правило, у него самого страхов оказаться по ту сторону медали очень много и он, как правило, одерживает верх (априори, потому что родитель) зачастую изрядно уничтожая (уничтожающими посланиями – не будь умнее других и т.д.). Ребенок остается с дурацким ощущением вечно проигрывающего конкуренцию (заранее проигрышная позиция, потому что родителя победить не возможно из-за изначальной заданности вертикальных отношений и того, что это кривой способ позлиться на родителя). Иногда возникает ощущение, что успехами можно просто убить родителя, а ведь я от него завишу.

— как правило, из-за перечисленного выше (кривого способа выразить агрессию родителю и страхов самих родителей) эти дети не смотря на все их успехи, так их и не присваивают (ведь единственная форма существования – быть в позиции «под»), этим самым они ставят под угрозу эти отношения, а они им важны, потому что существует неудовлетворенные потребности, удовлетворить которые может () родитель, поэтому в этом случае получается более ранние неудовлетворенные потребности рулят.

— как правило, отвергающий родитель мало способен быть в контакте с ребенком, замечать его, поэтому формируется дефицит потребности в близости, надежной привязанности и нуждаемость ребенка (невротическая часть) это зачастую единственная форма установления отношений (о которой я уже говорила), в которой он вынужден всегда выпячивать слабую, нуждающуюся часть в попытке получить близость, надёжную привязанность. Но фишка в том, что в этой форме отношений, приподнимая других, а себя соответственно опуская, не возможно быть с другим – в конфликте потребностей побеждает страх близости (в следствие страха отвержения).

— в нем много стыда. В следствие того, что ему постоянно говорили, что он не такой (отщепляя какие-то части) у него сложилось ощущение своей дефективности и стыда за себя такого, каким он является. Он и в правду ощущает свою неполноценность (не полнота, не целостность) и порою очень жесток с собой, привыкая испытывать токсические чувства вины и стыда и потом уже на каждого винящегося находится свой винящий (в этом есть свой баланс).

— конечно, они привыкают каждый раз подставлять свою голову и жертвовать собой, чтобы выжить. Они привыкают расщеплять себя сами и находиться в этом постоянно и уже не могут без этого. И это пронизывает всю их жизнь, каждый их выбор. Они долго могут находиться в подобном гомеостазе и решиться на изменения очень сложно и порою возможно только потому что существовать им таким не просто и мотивация для них лежит в начале лишь в том, чтобы хоть как-то облегчить жизнь. И изменения очень медленные и очень постепенные, потому что много страха, много стыда. Им правда было очень сложно выжить психологически.

В целом механизм формирования травмы может быть таков — внешнее отвержение становится внутренним. Отвергаются прежде всего те куски, которые не принимались родителем в себе (отщепленные части) либо те, что ставят психологическое существование родителя под угрозу. Причем пассивность и активность одновременно могут быть отвергаемы – пассивность как не принимаемая в себе часть, а ее противоположность – активность со стороны несет угрозу зависимым отношениям, самооценке родителя, и тоже может отвергаться. И тогда клиенту вообще не понятно на что опираться. Это может быть активность, но независимым, имеющим свое мнение я могу оказаться не нужен и меня уничтожают, с другой стороны – ругают за пассивность. Поляризация сначала создается, а потом прицельно бьется уничтожающими посланиями и стыдом. Все это скрепляется в зависимые отношения, из которых выбраться очень сложно, постепенно меняя систему.

В самой сердцевине этого страха отвержения лежит ощущение – что если меня отвергнут, то я не выживу, нет не физически, психологически (личность распадется, страх исчезновения, поглощения) — вот представьте – если мне уже с собой сложно, я стыжусь себя и не чувствую в себе опоры, вообще себя (я слит с родителем, я его часть) – я боюсь близости, потому что меня отталкивали и т.д. – я каждый раз после таких атак переживаю психологическую смерть и боль такой силы, что пережить можно только спустя годы изрядно окрепнув.

Многие другие страхи – страх совершить ошибку, оставленности, неидеальности, поглощения, сперации, и т.д. — это следствие этого глубинного страха отвержения и уничтожения.

Отвергающий родитель сам дифицитарен, не целостен, не стабилен и т.д. и мало что может дать ребенку, а скорее наоборот, поэтому он не кормящий, а поглощающий родитель, который создает с ребенком систему зависимых отношений, которая работает, как правило, в одном направлении.

Базовые потребности и незавершенные задачи развития, без которых клиент не двинется дальше – это, прежде всего, безопасность, ощущение своей отдельности и автономии, своих границ, умение быть в присутствии другого вместе со своими потребностями, инаковостью, надежная привязанность, близость, принятие и др.

И работа здесь может вестись в следующих направлениях (гештальт подход):

— это работа скорее всего «под переносом» и это формирование тех отношений, с той матерью, которых никогда не было и в этих отношениях удовлетворение заблокированных ранее потребностей,

— выстраивание безопасности (учить клиента замечать шизоидную часть и заботиться о своей безопасности), создавать соответствующие условия (своими интервенциями, темпом), это терапия медленных изменений и может уйти достаточно много времени на выстраивание безопасности и доверия в отношениях,

— это работа по-началу больше с феноменологией, а не на границе контакта, потому что клиенту выходить на эту границу очень сложно (стыд),

— работа с конфлюэнцией (замечать свое тело, чувства, потребности), выделять фигуру из фона, отделять себя (формирование ощущения своей отдельности), работа с ид,

— работа с границами (как правило, либо они жесткие, либо их нет),

— присвоение агрессии, как способа защитить границы (движемся к автономии),

— работа с проекцией (присвоение отщепленных кусков – движемся к целостности)

— обнаружение интроекций (кто сказал, что активной быть плохо) и пережевывание и выплевывание ненужных кусков,

— работа с другими способами прерывания контакта (ретрофлексия, дифлексия, эготизм, профлексия и т.д.),

— и много-много принятия (это вообще терапия принятием) вместо отвержения,

— постепенное приближение к тому, что в контакте можно быть и можно быть в близости и близость эта может быть устойчива и безопасна, формируется привязанность, таким образом, формирование нового опыта отношений,

— работа с Персонэлити (присвоение нового опыта и как следствие новых представлений о себе),

— формирование нового опыта активности при поддержке и с уже сформированным опытом безопасности,

— фрустрация старых способов, паттернов, механизмов прерывания контакта,

— работа с вторичной выгодами, возвращением ответственности, формированием зрелости опорой на взрослую часть.

Кроме того, терапевту нужно уметь выдерживать автономию, которую не выдерживал родитель. Контейнировать чувства и выдавать их клиенту в переваренном виде. Выдерживать те чувства, что не выдерживал родитель. Возвращать ценность и, многое другое, и это именно тогда, когда клиент будет к этому готов.

Вот такое общих чертах, мое понимание проблемы. В завершении хочется сказать еще раз о том, что если механизм, скажем, обесценивания себя существует, значит, он клиенту зачем-то нужен и является частью его личности и когда –то помог ему выжить, поэтому решать проблему нужно комплексно, используя представление о человеке как о целостном (то, чего его когда-то пытались лишить) и здесь вряд ли поможет прокачка ценности клиента в противовес (или попытка выдернуть проблему фрустрацией симптома). В данном случае (я имею в виду травму отвержения) излечение происходит очень медленно и постепенно, комплексно, максимально экологично (такие клиенты держатся «на волоске отношений» очень долго), у них не было безопасных отношений и они только учатся доверять. И невозможно что-либо заменить, не подрастив иные механизмы, опять-таки сохраняя целостность и безопасность человека, а это опять-таки путь не быстрый и пройти его может только тот терапевт, который достаточно уверен в себе, чтобы выдерживать нано-результаты на протяжении очень долгого времени выстраивания отношений (обесценивание, уходы клиента). Кроме того, заметить эти нано-результаты можно только самому двигаясь очень медленно и пристально всматриваясь в клиента, сохраняя чувствительность и бережность, которая в последствие станет его внутренним механизмом вместе с ценностью и другими важными вещами. Это и есть трансформация и происходит она не «по книжкам», а только в живых отношениях, так же как формируется психика человека еще задолго до того, он научился читать. Поэтому, ощущению собственной ценности, любви к себе, что само себе является венцом, развития, не возможно «научиться» на тренингах и следуя советам псевдопсихологов (которые сами подчас отвергают, становясь под перенос в следствие своей непроработанности), рискуя попасть в те же отношения, что уже не раз проходил клиент в отношениях со своим окружением. Это побочный продукт той глубиной и тонкой работы, которая является, по сути, новой сборкой себя.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки
Самые свежие новости медицины на нашей странице в Вконтакте

Читайте также

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *